Что мы думаем о нашей украинской налоговой системе? — Она ужасна! А что мы думаем о нашей пенсионной системе? — Она чудовищно несправедлива! Я правильно угадал ваши ответы? Тут и соцопросы проводить не надо. Респонденты, которые думают иначе, просто теряются в статистической погрешности.
И знаете что? Так думают не только у нас. Вы можете задать эти же два вопроса жителям любой страны Европы или обеих Америк и получите точно такие же ответы. Поэтому подобные соцопросы и не проводятся. Правительства просто действуют на свое усмотрение, пытаясь найти разумный баланс между ставками налогов, которые не должны быть чрезмерно высоки, и соцвыплатами (включая пенсии), которые, конечно же, каждому кабинету хотелось бы поднять для своих избирателей повыше. За счет, разумеется, работающей части населения и бизнеса.
Более того, вопрос, который мы сейчас подняли, является центральным в экономической повестке дня на выборах во всех развитых демократических странах. Как минимум, в течение послевоенной истории. Ведь это только у нас политики все 20 лет независимости, пользуясь массовым экономическим невежеством населения, как говорится, на голубом глазу, обещают и понизить налоги, и поднять пенсии (соцвыплаты).
На Западе подобными сказками уже давно никого не обманешь. Демократам в Америке, лейбористам в Великобритании и прочим левым типа социалистов во Франции и других странах Европы приходится честно говорить, что ради повышения на столько-то процентов выплат бедным и безработным они на столько-то повысят вот эти и эти налоги. Вот такая будет плата за выполнение их предвыборных обещаний.
А республиканцам, тори и другим правым приходится напоминать, что бизнес и работающее население способно терпеть налоговую нагрузку лишь до определенного предела. А после этого — бизнес теряет средства для инвестирования и развития и переносит производства в Китай. И если наша страна не хочет проиграть международную конкуренцию на всех фронтах и тем самым лишь усилить безработицу, то нам нужно такие-то и такие-то налоги, наоборот, на столько-то снизить. И да, ради этого придется сократить такие-то и такие-то соцпрограммы, которые они ради такого дела могут даже назвать ненужными или избыточными. Такова наша цена за то, чтобы выжить в этом глобальном мире, говорят правые.
В конце концов, все сводится к тому, что спорят стороны о так называемом общем фискальном проценте ВВП — о доли национального дохода, которую правительство отберет в следующем году у работающих граждан и бизнеса в виде налогов и перераспределит через бюджет так, как считает нужным.
Не удивительно, что вопрос фискального процента ВВП, то есть доли бюджета или госрасходов в валовом национальном продукте является одним из самых изученных современной макроэкономической наукой. Об этом написаны тысячи работ (в том числе минимум три нобелевские), ежегодно лучшие экономисты международных финансовых организаций публикуют аналитические отчеты, посвященные анализу того, как разные страны решают эту проблему и какие модели какие дают результаты.
Разумеется, как и у каждой такого рода глобальной проблемы, у нее не существует универсального решения. Этот спор будет вечен, как спор между интересами труда и капитала в политологии, выражением которого фискальный процент ВВП, собственно, и является в экономической науке.
Современный мир условно можно разделить на 4 группы стран по показателю налоговой нагрузки на экономику с тем, чтобы кратко описать их основные характеристики и закономерности развития. Для анализа я предложил бы взять два последних десятилетия — с 1991-го по 2012 г. То есть одновременно и период существования нашей страны как нового экономического субъекта на карте мира, и период, когда в мировой и экономике, и политике установился тот мировой порядок, который мы имеем и по сей день: с гегемонией США, растущим Китаем, двумя мировыми финансовыми кризисами (1997–1998-х и 2007–2008 гг.). И, соответственно, двумя затяжными восьмилетними циклами экономического роста (что должно максимально сгладить статистические колебания внутри и дать нам в целом корректную картину существующих закономерностей).
Евросоюз Начнем севрозоны.ЕС в том виде, в котором мы его знаем сейчас, с окончательным монетарным союзом, появился лишь в 2000 г. Однако налогово-бюджетные системы стран — его участниц эволюционировали к своему нынешнему виду на протяжении всей послевоенной истории. Да и, строго говоря, уже с 1992 г. (подписания Маастрихтского договора, вводящего единые для всех критерии на размеры внешнего долга, дефицита бюджета, обменного курса и инфляции) они фактически проводили согласованную макроэкономическую политику. Средний фискальный процент ВВП по группе стран, как их принято сейчас называть — ЕС-27, составлял в 1991 г. 38%, к 2000-му превысил 41% и за все следующее десятилетие, вплоть до прошлого года, снизился до 38,8%. Но это иллюзорное снижение. Потому что абсолютным большинством стран еврозоны после кризиса 2008-го позабыты «маастрихтские критерии стабильности», и вместо максимального значения бюджетного дефицита в 3% от ВВП страны ЕС имеют госрасходы и на 7%, и на 10% ВВП выше своих текущих доходов. И не особо оглядываясь на Брюссель, распрекрасно себе финансируют эти дефициты, заемными средствами наращивая долги и отвлекая эти лишние 10% ВВП от инвестирования собственной же экономики. Поэтому с сожалением можно констатировать, что к концу второго десятилетия величайшего экономического эксперимента в новейшей истории правительства Евросоюза каждый второй заработанный евро отбирают у бизнеса и тратят на поддержание той самой высокой в мире системы соцстандартов, которую мы наблюдаем в этой группе стран.
Мы же можем констатировать, что фискальный процент ВВП для зоны евро на уровне около 50% — это самый высокий показатель совокупного налогообложения бизнеса и граждан не только в новейшей, но и во всей описанной экономической истории человечества начиная с древнейших времен. Впрочем, ряд исследователей более широко трактуют термин «фискальный процент ВВП» и рассчитывают его не только как неизбежный отъем денег из экономики в бюджет и государственный пенсионный фонд. Эти экономисты совершенно справедливо включают в него и отчисления в частные и корпоративные пенсионные фонды, а также возведенные в ранг обязательных платежей (за которые спрашивают так же строго, как за уплату налогов) обязательные медицинские страховки, оплачиваемые работниками или предприятиями. Так вот, если посчитать по такой методике все деньги, отбираемые у экономики и перекачиваемые в бюджет и другие социальные фонды, то получится, что в группе стран «шведского социализма» — Швеции, Финляндии, Голландии, Дании — фискальный процент находится в средних значениях от 60 до 70% ВВП этих стран.
Примечательно, что экономический рост в зоне евро с 1991-го по 2012 г. в среднем составил 1,7%. А с момента создания Евросоюза в 2000-м по 2012-й — 1,1%.
США Вторая группа у нас представлена лишь одной страной — США, которая сама по себе представляет громадный экономический конгломерат размером с четверть планетарной экономики.
Несмотря на мировую гегемонию и связанные с этим крупнейшие в мире расходы на оборону (до 2008 г. превышали суммарные затраты на оборону всех остальных стран мира), США имеют одну из лучших на планете систем высшего образования, медицины и соцзащиты. Конечно, можно спорить, достаточно ли хороша медицина в Штатах по сравнению, скажем, с ЕС. На мой взгляд, она, безусловно, уступает немецкой и швейцарской, но явно выигрывает у британской и испанской. Но никто, даже скептики, не скажет, что социальная сфера в США в разы хуже, чем в ЕС, не правда ли? Однако же фискальный процент ВВП в США… в два раза ниже, чем в Европе! За последние 20 лет он, правда, вырос с 25 до 31% ВВП (включая пик 34% в 2007–2008 гг.), но все же 70 центов (а еще совсем недавно 75 центов) с каждого доллара остаются в руках у бизнеса, который его заработал! И как считает либеральная экономическая теория, бизнесмен, заработавший эти деньги, лучше, чем кто-либо на земле, знает, как эти 70–75 центов наиболее эффективно вложить! Чтобы в стране были и новые рабочие места, и новые налоги. За что экономика всегда благодарила финансовые власти США 5–7-процентным экономическим ростом в период подъема экономического цикла и не более чем 0,5-процентным падением на спаде. Европа с их 50–60% отнимаемых в бюджет денег таких темпов роста не видела уже более 20 лет, хотя конъюнктура в эти годы бывала разная, преимущественно благоприятная.
«Арабский экономический мир» Третья группа мало показательна для Украины. Это страны Ближнего Востока и Персидского залива. Они очень неравны, у них различный уровень достатка и разные показатели доходов экспорта сырой нефти в ВВП, но они нам важны как модель.
Итак, условно назовем их «арабский экономический мир». В отличие от «русского мира», это действительно «мир», связанный общими социокультурными характеристиками и с удивительно схожей структурой экономики, в частности, налогообложения, базирующегося отчасти на религиозной доктрине. Например, арабские банки не имеют права давать деньги под ссудный процент и не должны обращать взыскание на должника в случае, если кредитуемый проект прогорает. Но имеют право участвовать в доле прибыли. Поэтому арабские банки — это сложнейшая система акционерных обществ с тысячу раз переплетенными корпоративными правами. Условно говоря, у всех со всем хоть и небольшой, но общий бизнес.
Вторая важная характеристика этой экономической системы — естественно, ориентация на экспортную выручку от углеводородов. В этой системе были относительно нищие Иран и Ирак, гнавшие нефть на экспорт в сыром виде, была Ливия до свержения Каддафи, преимущественно экспортировавшая готовые нефтепродукты (тем самым обеспечивая 700-долларовые зарплаты и соцвыплаты своему немногочисленному населению), и есть наиболее развитая из этой группы стран — ОАЭ, которая, используя нефтяные деньги как трамплин, настроила современных производств, технопарков и логистических центров прямо у себя в пустыне и сейчас имеет в структуре ВВП доходы от экспорта сырой нефти менее 5%.
Для нас их опыт не показателен, у нас нефти в таком количестве никогда не будет, — нам интересен просто их пример как еще одной группы стран с оригинальным типом взаимоотношений государства и бизнеса. Для них характерны следующие общие черты. Доходы в основном формируются за счет государственного владения добывающими отраслями и сопутствующей инфраструктурой (трубопроводы, НПЗ, морские терминалы, танкеры). Нередко сверхприбыль добывающих монополий распределяется путем прямого равного субсидирования населения (в частности, в ОАЭ и Ливии при Джамахирии каждому гражданину страны открывался при рождении счет, на который зачислялась часть прибыли от нефтяного экспорта).
И, вместе с тем, в большинстве этих стран полностью отсутствует какой бы то ни было подоходный налог с граждан или налог на малый бизнес. В условиях, когда роль пенсионной системы и системы соцобеспечения играет традиционная исламская семья, никто не имеет мотивов скрывать свои доходы, а малый бизнес развивается все эти десятилетия невиданными темпами, вообще не ведая никаких барьеров. Умеренные 10–15% налогов на прибыль более крупных компаний не из госсектора вместе с доходами от ренты наполняют бюджет в искомых размерах, достаточных для развития армии и современной медицины. И если бы не колоссальный, не наблюдающийся больше нигде в мире темп прироста населения, то у них никогда бы не было безработицы, а все остальные социальные проблемы в арабском мире были бы решены еще в 90-е годы прошлого столетия.
Средний фискальный процент по этой группе стран — за счет высокого удельного веса госсектора, который вы можете найти в статистике МВФ, — около 33%, но фактически, как отмечается в отдельных отчетах по арабскому миру, налоговые изъятия не превышают 17% ВВП (от 12 до 27%). Средние темпы экономического роста — более 4,7% в год. (Я не привожу точное расчетное значение, поскольку картина сильно искажена статистикой колоссальных экономических коллапсов в ряде североафриканских стран после известных событий «арабской весны»). Впрочем, если бы не проблема безработицы в результате перенаселенности, возможно, не было бы никакой «арабской весны».
Китай и «азиатские тигры» И, наконец, четвертая группа стран — это Китай и другие «азиатские тигры». В нее входит ряд государств, каждое их которых заслуживает отдельного рассмотрения, но и стартовавшие раньше других Южная Корея с Гонконгом и Сингапуром, и бросившиеся им вдогонку с отставанием на два-три десятилетия и находящиеся сейчас на пике темпов роста Китай, Вьетнам и Мьянма — все использовали схожий рецепт успеха. Аутсорсинг производств за счет дешевой рабочей силы — максимальная привлекательность для внешних инвестиций — централизованный (часто деспотический) характер управления страной на основании долгосрочного плана — офшорная привлекательность для финансового капитала — развитие собственного олигархического капитала за счет дешевых производств — и, наконец, контратаки западных рынков собственными брендами. Ведь никто в конце 90-х не полагал, что Siemens mobile купит китайский капитал, а главным конкурентом Apple в Европе и Америке будет даже не японский, а корейский бренд Samsung.
Поскольку на ранней стадии ускоренного развития (у «азиатских тигров», как правило, первые 20 лет) речь ни о какой социальной защите населения практически не шла (Китай в 1990-е и 2000-е распрекрасно себе просуществовал, вообще не имея государственного пенсионного фонда), то фискальный процент ВВП в этой группе стран, как правило, не превышал 10% (в Китае еще недавно — 8%).
Таким образом, именно этот регион добился феноменальных результатов в темпах экономического роста. ВВП у «азиатских тигров» растет на 8–10–12% в год, фактически удваиваясь каждые 10–15 лет и снижаясь в годы кризиса до 4—5%, которые являются пиковыми показателями роста для Евросоюза. И это цифры не только Китая, но и большинства стран региона, имеющих вышеописанное соотношение бюджета и ВВП.
* * * О феномене «азиатских тигров» можно еще рассказывать долго и интересно, как и об арабском мире, но здесь я хотел бы умышленно остановиться, чтобы подвести важную черту и озвучить, наконец, ставшую для вас, надеюсь, очевидной закономерность: чем выше фискальный процент ВВП, тем ниже темпы экономического роста. А если он у вас слишком высок (почти 50% или более), то лишь вопрос времени, когда ваша страна: начнет медленно стареть и сведет свои темпы роста к цифрам, стремящимся к нулю, — из нее из-за высоких налогов уйдут все компании и производства, которые только смогут уйти, — вы наберете долгов, как греки или шведы, чтобы прокормить оставшихся, — и, наконец, или вас сметут орды мигрантов, или вы объявите дефолт.
Украина: краткий экскурс в налоговую историю 21 год назад на экономической карте мира возникла новая страна. У нее не было ни своей валюты, ни армии, ни собственной налоговой системы. Вернее, некая налоговая система, доставшаяся от «последнего перестроечного правительства СССР», у нее все же была. Но и ставки самих налогов, и планы по суммам налоговых поступлений в бюджет обессмысливались в 1991–1993 гг. бушевавшей гиперинфляцией. Лишь к 1995 г. наша страна обрела элементарную финансовую стабилизацию касательно обменного курса и инфляции цен, на ходу создав базовую инфраструктуру для денежной эмиссии и обращения, а также исполнения бюджета.
За эти первые пять лет нашей новейшей истории сменившие друг друга шесть премьеров и три председателя Нацбанка хаотично боролись с перманентным кризисом, что называется, на ходу и обучаясь, и строя нашу новую финансовую систему.
Если бы хоть у одного из них было собственное понимание или знание о вышеописанных моделях, возможно, Украина и воспользовалась бы своим историческим шансом самостоятельно выбрать собственную налогово-фискальную модель, включив в нее лучшее, что есть на Западе и на Востоке.
Но, разумеется, ничего подобного у нас не произошло. Мы просто брали и копировали «европейский пример», принимая его за лучший ориентир на планете. И если бы вдруг кто-то встал в те годы и воскликнул, что Евросоюз — это самая старая и неэффективная фискальная модель, что это вчерашний день в макроэкономической теории, что она уже уперлась в свой потолок и медленно стагнирует, — его бы подняли на смех. Впрочем, даже сегодня правдивость подобных утверждений, осмелюсь предположить, не очевидна для большинства читателей. Хотя тезис о «вчерашнем дне», «потолке» и «стагнации», по сути, является квинтэссенцией последних публикаций ведущих экономистов-теоретиков в самой европейской прессе.
Сегодня, оглядываясь назад, нам тем более обидно, что мы не воспользовались этим шансом, потому что шанс радикально строить продвинутые и эффективные макроэкономические модели целых стран выпадает нечасто. Мы же в первой половине 90-х имели не страну, а чистый лист! Пенсии — эквивалент 5 долл. США. Зарплаты в промышленности — эквивалент 10 долл. Фискальный процент ВВП до 1995-го — года обуздания инфляции в сотни процентов — вообще не поддавался корректному подсчету. Но по нашим прикидкам, он находился на уровне 20–25% ВВП вместе с Государственным пенсионным фондом. А учитывая, что в стране существовал стабильный шестимесячный долг по выплате пенсий вплоть до 1999 г., то не исключено, что налоговая нагрузка на отечественную экономику с учетом инфляционного налога не превышала 20%.
Но никакого стимулирующего воздействия на украинскую экономику, как все мы помним, это совершенно не оказало. В стране, где обменный курс имел только эпизодическую стабильность, и успешным считался год, когда инфляция составляла менее 30%, экономика лишь стабильно падала с 1991-го по 1999-й, потеряв в общей сложности 60% размера своего ВВП на момент распада СССР.
Поэтому первые две пятилетки новейшей истории страна прожила с налогом на прибыль, дифференцированным от 30 до 90% в зависимости от видов деятельности (который все стали панически обходить со дня введения), и подоходным налогом с граждан с прогрессивной шкалой до 40%. При этом максимальной ставкой облагались доходы от 700 долл. в месяц, то есть сохранись она до сих пор, весь наш сегодняшний средний класс платил бы по максимуму.
Все 90-е прошли в экспериментах, когда к госбюджету то присоединяли, то отсоединяли Пенсионный фонд с его перманентным дефицитом. А введение в 1998 г. 38,5% отчислений работодателями в ПФ и другие соцфонды навсегда загнало зарплаты украинцев в тень. Из которой его впоследствии не смогло вытащить даже введение единой плоской ставки подоходного налога в 13%. Кстати, эти 13% были единственным «неевропейским» заимствованием в нынешней системе украинского налогового законодательства. Мы просто скопировали аналогичный проект РФ, которая, столкнувшись в 1998-м с аналогичными проблемами, хотя бы потратила время и ресурсы на макроэкономическое проектирование.
Итак, первый год, когда мы можем говорить о корректно подсчитанном фискальном проценте ВВП в отечественной системе национальных счетов, — это 1996-й, когда госрасходы консолидированного бюджета и ПФ составили 37% нашего ВВП. С тех пор он стабильно рос, лишь немного снизившись в 2002–2003 гг., пока не достиг своего нынешнего значения в 48% в 2012-м. (На странице Минстата вы найдете меньшее значение, однако автор произвел собственные перерасчеты, основываясь на открытых данных о расходах центрального и местных бюджетов, Пенсионного и других соцфондов.) Евростат в этот же год отчитался о 38,8% средневзвешенного показателя налоговой нагрузки в ВВП (tax over GDP) по странам ЕС-27. А учитывая, что они традиционно не включают в показатель налоговой нагрузки обязательные отчисления в государственный пенсионный фонд, составляющие в странах ЕС от 9 до 12% ВВП, то можно сказать, что мы или уже достигли среднеевропейских 50%, или лишь на пару процентов отстаем от «своего идеала». Что несущественно. Потому что трагично. 20 лет назад у нас был выбор. А мы плотно загнали себя именно в ту группу стран, которые не имеют никакого потенциала к быстрому экономическому росту.
Украина: попытка постановки очевидных вопросов Еще раз попробую в простейших цифрах описать нашу нынешнюю ситуацию с фискальным процентом ВВП. Он (ВВП) в перерасчете по нынешнему обменному курсу гривни к доллару США приблизительно равен 167 млрд долл., увеличившись примерно в два с половиной раза за последние 20 лет. Средняя (официальная!) зарплата, по данным Минстата, за прошлый месяц наконец-то превысила в нашей стране 400 долл. в эквиваленте. И все мы понимаем, что «неофициальная» еще выше. В Киеве даже «официальная» уже равняется почти 700 долл. А в 1991-м она составляла 10 долл./мес., в 2000-м — 120 долл. Сами можете подсчитать, во сколько раз она выросла в долларовом эквиваленте за каждое из двух десятилетий. Безусловно, скептики могут напомнить о феномене «долларовой инфляции», но вряд ли даже они станут утверждать, что доллар в Украине обесценился по отношению к товарам на 2000%.
Поэтому все же осмелюсь здесь сделать справедливую ремарку о том, что таких темпов роста доходов населения в столь «сжатые» сроки не показывал ни один из «азиатских тигров». К примеру, хваленый Китай за эти же 20 лет нарастил средний уровень зарплат у себя в стране лишь с 7 до 130 долл./мес.
Вообще же, экономическим историкам еще предстоит объяснить тот феноменальный прорыв, те фантастические темпы роста, которые продемонстрировала наша экономика в 2000–2008 гг. Наш ВВП рос на 7–12% в год. По сути, это темпы роста Китая в этот же период, на который изумленно оглядывался весь мир. Но Китай показывал эти темпы, имея общую налоговую нагрузку в экономике лишь в 8% ВВП. Мы же вошли в «золотые двухтысячные», имея совокупную налоговую нагрузку в виде вполне себе европейских 40%, и закончили на еще более европейских 48% от ВВП.
С такой фискальной нагрузкой такими темпами в мире не росла ни одна страна! Даже нефтеносные Россия и Казахстан, которые росли схожими и даже опережающими темпами в 2000-е, отбирая в свои бюджеты лишь 33 и 25% ВВП соответственно. В чем же была причина нашего так и не воспетого политиками экономического роста?
Ответ на этот вопрос прозвучит парадоксально: в том, что целый ряд отраслей украинской экономики были и остаются по европейским меркам фактически внутренней офшорной зоной.
Не раз и не два отечественные политики, сталкиваясь с этим феноменом, пытались объяснить его термином «теневая экономика». Назывались цифры в 40–50–60% «теневого ВВП». Однако представить себе, как какой-нибудь металлургический завод тайно производит каждую вторую тонну металлопродукции, нелегально как-то вывозит ее за рубеж и там продает за «нал», или супермаркет ухитряется каждую вторую пачку сосисок продавать мимо кассового аппарата, мне лично всегда было тяжело.
Поэтому я никогда не верил в подобные гиперболизированные оценки. А вот как на каждом своем действии и завод, и супермаркет могут серьезно «сэкономить» на уплате налогов, легко может объяснить любой выпускник бизнес-школы. И не только объяснить, но и успешно применить на практике.
Опишу лишь три основные «офшорные дыры» в отечественном налоговом законодательстве, от существования которых все «европейские инвесторы», не устающие жаловаться во всех бизнес-ассоциациях на сложности ведения бизнеса в Украине, на самом деле уже 15 лет пребывают в неописуемом восторге и с радостью ими пользуются.
Первая «офшорная дыра» — малый бизнес. Возможность платить, находясь на едином налоге, от 1,4 до 6% от выручки — беспрецедентна не только для Европы. На большинстве офшорных островов нашей планеты вы найдете условия гораздо хуже.
Но на этом «нирвана» для малого бизнеса не кончается. Если ваше МП, ЧП или ООО находится на общей системе налогообложения, вы платите 7% за обнал (с 2010 г. ставки выросли до 13%) и можете навсегда забыть об НДС и корпоративном налоге. Поэтому, несмотря на ритуальные проклятия в адрес любого правительства со стороны малого бизнеса, сети частных кафе, ресторанов и магазинов в крупных городах едва ли не удваиваются каждый год. И главная проблема здесь — уже давно перенасыщенность рынка и конкуренция, а не визиты налоговой.
Вторая «офшорная дыра» — сельское хозяйство. Если вы не в курсе, то с целью «поддержки отечественного товаропроизводителя» еще в конце 90-х им единственным из всех отраслей разрешено закупать сельхозпродукцию за «нал», не засвечивая свои обороты не только перед налоговой, но даже перед банковской системой. Они вполне себе официально не платят ни НДС, ни налог на прибыль. Им же тяжело, они «поднимают с колен» отечественное село! А чего стоит разрешение мелким и средним фермерским хозяйствам заниматься предпринимательской деятельностью без регистрации юрлица и даже СПД? Думаю, что если бы французским или польским фермерам предложили такие налоговые условия, то они бы вмиг отказались от всех хваленых дотаций ЕС на сельхозпродукцию — только переселите нас в этот «налоговый рай» под названием Украина!
Третья налоговая дыра — это трансфертное ценообразование, с которым ВР вроде бы решила начать бороться в 2013 г., хотя США и ЕС закрыли схожие бреши в своих налоговых законодательствах еще до начала 2000-х. В Украине же можно абсолютно законно продавать своей же офшорной компании продукцию своего же предприятия едва ли не в убыток себе, даже если поставка осуществляется и не на экспорт, а внутри страны. Брать у своей же офшорной компании кредиты под 35% годовых в евро или долларах, чтобы под видом процентных платежей беспроблемно и безналогово ежегодно репатриировать прибыль на какой-нибудь остров, где налог на прибыль составляет от 0 до 5%.
Кстати, эта схема хороша для экспорта сырья из ГОКов и почти не работает для экспорта продукции высокого передела типа машиностроения.
Кто же платит в виде налогов эти кошмарные 48% от совокупно заработанного официальной экономикой? Если малый бизнес не платит, аграрии не платят и металлурги оптимизируют? А вот все остальные и платят!
То есть, к примеру, госпредприятия — от «Нафтогаза» до «Укртелекома», которым оптимизировать в налоговой сфере нечего — все на виду. Посмотрите просто на смету любой из двух вышеназванных организаций — это открытые данные: там от 70 до 80% денег идет на налоги! В бюджет! Да и вообще все энергетики платят. Как ты утаишь платежки за свет? Машиностроение все целиком платит. И НДС, и на прибыль, и с зарплаты. Вообще группу налогов с зарплаты, включая отчисления в Пенсионный фонд, честно платят все крупные предприятия, на которых трудятся сотни или тем более тысячи человек. Потому как тысячам ты зарплату в конвертах не раздашь. Можно и не пытаться.
Поэтому искомый вывод звучит так: страна с уровнем совокупного налогообложения от 40 до 50% ВВП не могла расти темпами по 10% в год на протяжении десятилетия! Такого нет нигде и, главное, никогда не было за всю экономическую историю! И для эконометрика главное доказательство масштабов нашей теневой экономики — наш экономический рост! Математически несложно было бы построить модель и показать на ней средние значения и экстремумы допустимой налоговой нагрузки при максимальных показателях роста в разных странах в ХХ веке. Но поскольку первая книга, которую автор этих строк решился написать под собственным именем, называется «Популярная макроэкономика», поэтому сразу же скажу вывод из расчетов: наш реальный фискальный процент ВВП вдвое ниже официального и находится приблизительно на отметке между 25 и 30% валового дохода страны. Это вдвое ниже, чем в Европе, и приблизительно соответствует уровню США. Поэтому для нас экономический рост в 5% на цикле роста возможен и нормален.
Но как было подробно описано выше, в разных отраслях и кластерах нашей экономики этот уровень колеблется от 7 до 70%! Добивая одних и «офшоризируя» других.
Я не знаю, сколько составляет у нас теневая экономика. И не знаю, сколько составляют теневые зарплаты. Но как экономист могу дать вам формулы для подсчета. Хотите? Пожалуйста!
По статистике, каждый месяц население приносит в банки и кладет на депозиты от 500 до 900 млн долл. Уже третий год подряд! Если верить официальным данным о зарплатах и доходах населения, получится, что это самое население кладет в банки каждую четвертую заработанную гривню. Среди ваших знакомых есть хоть кто-то, кто кладет каждый месяц в банк четверть зарплаты, потому что ему ее потратить не на что? Абсурд? Да. Я бы начал верить в эту статистику, если бы речь шла хотя бы о каждой десятой гривне.
Но тогда нам придется сделать допуск, что доходы населения — не 32% ВВП. И начать искать в системе национальных счетов «потерявшиеся» еще 30–40% ВВП чьих-то неучтенных доходов. А это — колоссальные суммы денег.
Даже студенты-экономисты знают, что Джон Мейнард Кейнс в начале ХХ века, придумывая свою систему национальных счетов и объединяя в одну таблицу все экономические показатели, связал их все формулами. Так, чтобы власти ни одной страны не смогли при инфляции в 30% заявить, что она не превышает 3%. Ну, просто, чтобы сразу из-за этого скосились еще восемь показателей, и стало бы всем видно, как криво пришит рукав на пиджаке.
Или, напротив, чтобы оппозиция заявляла, что правительство врет, и инфляция не 3, а 30%. Да любой, повторюсь, студент-экономист может сразу же проверить эти расчеты. И понять, кто из них врет, просто написав два-три уравнения на салфетке. Потому что не бывает такой инфляции, которая бы тут же не отразилась на объемах реализации товаров и услуг и, соответственно, внутреннем спросе и потреблении.
Вообще же, проверочные уравнения Кейнса — это источник постоянной головной боли для нашего Минэкономики последние 15 лет. Вы будете смеяться, но у нас постоянно много не сходится в макроэкономической статистике, и ее действительно приходится бесконечно «согласовывать» и «причесывать».
Простейший пример: после падения в 2009 г. наша экономика росла два с половиной года, начав замедляться со второго полугодия 2012-го. При этом при росте ВВП на 3–4% розничный товарооборот рос от 12 до 24% в год. За три года у нас накопилось по сложному проценту 43%, или более 220 млрд грн, неучтенного прироста сбыта. И любой экономист вам скажет, что это или недоучтенный рост, или недоучтенная инфляция!
Потому что внутреннее потребление является составной частью валового национального продукта. И оно не может расти само по себе. Оно или растет вместе с ним, или растет его удельный вес в структуре ВВП. Но структура радикально не менялась. Инфляция легко перекрестно проверяется через монетарные показатели. Там ошибки тоже нет. Значит — неучтенный рост.
Какая-то неведомая и неучтенная официальной статистикой часть экономики заработала за три года лишних 15% нашего ВВП и раздала эти деньги на руки населению, которое с удовольствием потратило эти неучтенные более 25 млрд долл. (!) на дачное строительство, продукты питания и проч.
Вот такая вот история с нашей статистикой. Так что же нам делать с нашим фискальным процентом ВВП, который у нас официальный 50%, но для кого-то — 7%, для кого-то — 70%, а реальный — 25%? Повышать? И вот тут я вам в завершение честно скажу: ни в коем случае не повышать! Наверное, для кого-то еще есть запас и можно повысить. Но откуда мы знаем, а вдруг эти малые бизнесы от этого закроются и выплеснут нам на улицы полтора миллион безработных? А для кого-то уже давно пора снижать налоги и вводить льготы. Для кого и сколько — хорошо видно из простой таблички «Рост и падение производства по секторам». Висит в свободном доступе на сайте Минстата, каждый квартал обновляется. Это вам не средняя температура по больнице — 3–4% роста ВВП, там очень наглядно видно, кому пора снижать налоги, а кому еще вчера надо было снизить.
Разумеется, снижая налоги, мы должны иметь политическую волю или как минимум не стесняться поддерживать тех, за чьи налоги мы живем. И помнить, что в бюджете, в котором, как известно, вечно денег не хватает, тоже придется пропорционально что-то обрезать. Но стоит на него посмотреть непредвзято, и вы сами сможете сделать в этом отношении немало открытий. Потому что если я вам назову некоторые из своих наблюдений, вы мне с первого раза даже не поверите, что наше бедное государство «на это» тратит СТОЛЬКО денег. Но это уже следующая глава и другая большая тема.
Comments